Шекспир в Токио, «Академия смеха» – в ТЮЗе
Зачастую авторы очень ревностно относятся к своим работам и критиков не то, что не терпят – презирают. Чтобы не уподобляться этим дотошным, вечно во всем ищущим подвох людям, не будем назвать свой материал критикой. Но некоторые моменты нового спектакля ТЮЗа обсудим, поскольку хочется.
«Академия смеха» по-японски – это четыре небольших иероглифа, один из которых напоминает человечка. Смешав страну восходящего солнца, предвоенное время, вечную проблему автора и цензора, добавив к этому щепотку человеческих отношений и шуток по вкусу, театр решил предоставить оригинальное блюдо под названием «Академия смеха» на суд зрителей первым в новом 78 сезоне. Страну, конечно, режиссеру Владимиру Рубанову выбирать не пришлось. Действие пьесы известного токийского драматурга Коки Митани полностью происходит в Японии, и менять страну – значит лишать произведения главного – колорита. Этого режиссер к счастью делать не стал. Пьесу, которую с момента рождения назвали классикой, Митани изначально писал как радиоспектакль, в котором главные герои – японцы Сакисаку и Цубаки. Рубанов оставил этот минимализм в отношении героев (всего в постановке задействованы два актера), но изменил им имена, а точнее просто убрал. В уральском варианте «Академии смеха» на сцене просто Цензор и Автор. Будучи режиссером Свердловского академического театра драмы Рубанов скорее привык ставить более масштабные спектакли. Чего только стоит его недавняя премьера «Кабалы святош» по произведению Михаила Булгакова. «Кабала святош» получила массу нареканий, и режиссер, видимо, решил разнообразить свой репертуар более современной (по особенностям постановки) и легкой вещью. Оставив от пьесы сюжетную канву и эпоху, в которой происходит действие, режиссер сделал «Академию…» очень многослойным спектаклем. Видимо, руководствуясь одной из фраз диалога главных персонажей («Комедии, которые только смешат людей, не достойны того, чтобы их ставили»), он на простой истории взаимоотношений цензора и юного драматурга выстраивает целый ряд образов времени, страны и человеческих характеров. Коки Митани как-то говорил в интервью, что для написания своих пьес он многое берет у американских комедийных фильмов и спектаклей. Вот такая интернациональная американо-русско-японская постановка получилась в итоге у ТЮЗа. Героя Цубаки, а в ТЮЗовском варианте – просто автора, пишущего для труппы «Академия смеха», Митани писал с себя. Об этом он часто заявлял в многочисленных публичных беседах. «Я люблю комедию, мне приятно смешить людей, но я не хотел бы думать, что ограничусь только этим жанром. И не люблю, когда люди страдают, испытывают отрицательные эмоции, может быть, поэтому я не принимался никогда за трагедию. Бывают ситуации, когда мне нужно очень быстро написать, это я уже могу сделать в случае необходимости. Но вообще-то пьеса созревает в голове довольно долгое время», – отмечал он. Герой «Академии…» – молодой, но амбициозный автор точно так же в состоянии хоть каждую ночь переписывать текст своего произведения, но в кабинете у критика ему кажется принципиальным сначала побороться за каждое написанное слово, как за жизнь собственного ребенка. И все это при том, что авторского-то в тексте немного – автор просто-напросто перекладывает вечные сюжеты великого Шекспира на комедийный лад, а не создает собственных произведений. «Ромео и Джульетта», где героине под 50, у священника постоянно выпадает челюсть, а влюбленные целуются на каждом углу – такая пьеса вряд ли может понравиться сердобольному цензору, работающему в отделе общественной безопасности Токийской полиции. Картину портит еще одно существенное обстоятельство – действие истории разворачивается в предвоенное время, в 1940 год, когда о чем-чем, а о комедиях думалось чиновникам меньше всего. Педантичный и суровый чиновник естественно не дает автору разрешения, но предлагает внести в пьесу изменения, переписав ее за одну ночь, дабы она имела гражданское звучание, соответствующее духу военного времени. Драматургу ничего не остается, как принять этот «вызов». Их «творческий поединок» затягивается на целую неделю. Не привыкший еще к такой высокой должности цензор с большой ответственностью и даже дотошностью относится к своим обязанностям, вычитывая каждую строчку пьес всех авторов. В этом, как бы странно это ни звучало, его герой имеет общие черты со Сталиным из «кабалы святош», а точнее с его секретаршей, которая, семеня пухлыми ножками за генсеком, каждую строчку произведения Михаила Булгакова читает словно первоклассник на школьной линейке – громко и с выражением. В этом почерк режиссера – актеры в его спектаклях удивительно играют голосом. И даже обычные реплики, произнесенные ими, становятся сочнее и ярче. Владимир Кабалин, играющий слугу закона, потрясающе бросается репликами. Не говорит их, а именно выплевывает в зал, показывая то злость, то пренебрежение и даже сарказм. «Сейчас не время для комедий», – рычит цензор, ругая и драматурга, и Шекспира и с этим утверждением сложно не согласиться. Но зритель уже так очарован молодым автором, что во что бы то ни стало хочет добиться от цензора разрешение на постановку этой гротескной комедии. Игра переносится в зал, зрители всей свой энергией начинают защищать юношу и противиться речам злого чиновника. Тот в свою очередь просит парадоксальное – заменить Ромео на другого шекспировского героя – Гамлета. В итоге в течение недели после каждой бессонной ночи доработки пьесы драматург приходит к цензору. Нетрудно догадаться, что и во второй, и в четвертый, и в шестой раз цензор остается недоволен пьесой и просит автора переписать ее снова и снова. Это завязка, которая в принципе не меняясь, перерастает в кульминацию, а потом подводит итог истории. Сюжет бесхитростен, а прием постоянного повтора избит, но именно с этими героями, этим сюжетом, в камерном зале театра он приобретает легкий аромат какой-то новизны. Автор переписывает материал более десяти раз, а цензор хоть и становится мягче, но на своем стоит. Так, например, в одну из встреч в кабинете он просит драматурга добавить в историю 16 века строчку «Боже, храни императора», чтобы так сказать «развивать в гражданах патриотическое чувство». После того, как автор попытался назвать этой строчкой коня и голубя, чиновник сам лихо берется за дело. Злость принципиальное неприятие комедийного жанра перерастает в настоящие репетиции в кабинете и коллективную работу над текстом. Невозмутимый и дотошный цензор на глазах превращается в веселого добряка, как оказалось имеющего не только холодный ум, но и горячее сердце. В конце концов, пьеса получается просто неузнаваемой и произведение уже практически разрешено к постановке, но в последний момент происходит неожиданный поворот. Разбавляя уже немного наскучивший сюжет, Митани вводит в свою пьесу образ войны и чрезмерной легкомысленности молодого автора. Этакий Иванушка-дурачок, автор настолько входит в доверие к слуге закона, что позволяет себе некую расхлябанность в поведении и в итоге лишается возможности поставить свое произведение. Неожиданно парня демобилизуют на войну, а рукопись остается у чиновника и тот обещает сохранить ее и дождаться-таки постановки. В неожиданном финале поединка между молодым автором и цензором не оказывается ни победителя, ни проигравшего.
Дарья ЛОШАКОВА
Автор: ИА "Апельсин"
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
</>
