«Csajok»: любовь на спутниковых тарелках под аккомпанемент тишины
Современный танец проповедует движение в чистом виде. Хореографы не останавливаются ни перед чем, чтобы выразить внутренний надрыв, жестокость, противоречие, одиночество, умиротворение, страх человека в современном мире. Средство передачи информации – человеческое тело – становится реальным доказательством задумки автора действия, границы которой настолько широки, что позволяют танцорам дописывать текст на собственном теле во время премьеры.
17 января Каталина Юхач, ассистентка хореографа Пала Френака, представила в Екатеринбурге вместе с Институтом современного танца новой творение – спектакль «Csajok». Это мрачная мистерия, посвященная бесконечной борьбе главных действующих лиц самого масштабного спектакля всех времен: мужчины и женщины.
Однако большее внимание Пал Френак, а вслед за ним и Каталина Юхач, уделили именно женщине. Собственно название постановки, переводы которого с венгерского балансировали между невинным «Девушки» и агрессивным «Суки», оказалось непередаваемым на русский язык дословно. Все мифы развеяла Каталина, объяснив, что «Csajok» – это модное в Венгрии слово, обозначающее женщин от 20 до 40 лет. Четыре екатеринбургских танцовщицы на сцене ТЮЗа неистово осуществляли творческие замыслы Пала Френака. Вряд ли они пытались воплотить в своем танце образ современной венгерской дамы. В их движениях присутствовала определенная архетипическая мощь, провоцирующая зрителя отказаться от конкретики и воспринять происходящее на сцене как метафорический портрет современной женщины без географических и национальных привязок. Наряду с ненавязчивой обобщенностью в постановке постоянно возникали проекции на сегодняшнюю реальность. Самая очевидная из них – спутниковые тарелки, необходимая деталь сценического действа, которая стала одним из смыслообразующих моментов. Три спутниковых тарелки, честно говоря, больше напоминающие огромные океанские раковины, стали неким символом уходящей и одновременно процветающей женственности. Они стали площадкой, в пределах которой танцовщики могли самовыразиться наиболее откровенно и искренне. На «свободной» сцене движения исполнителей становились все более надрывными, резкими, конвульсивными. Между тем, я обошла вниманием еще одного героя действия – единственного в постановке мужчину. Его роль во всем танцевальном спектакле уникальна. Не слишком заметный среди ярких, полуобнаженных танцовщиц, в страстном порыве раскрывающих перед зрителем свою не всегда безупречную натуру, он являлся тем персонажем, который ненавязчиво, своим присутствием, движением руки приводил весь механизм танца в движение. При этом обнажая перед зрителем, по меньшей мере, экзистенциальное несоответствие между внутренним и внешним, естественным и искусственным. Танцовщик выходил на сцену то в балетной пачке и кирзовых сапогах, то в женском вечернем платье с умопомрачительным париком на голове, то в одном нижнем белье, с микрофоном, в который беззвучно кричал, лишь открывая рот.
Степень обнажения девушек была гораздо более откровенной. Единственным нарядом, который сменили танцовщицы за время спектакля, стали эластичные купальники с торчащими из них игрушечными пупсами. В таком виде девушки появились на сцене под страшновато-истеричный детских смех и начали разбрасывать кукол по сцене, доставая их из купальников. Неизменно возникающая ассоциация с рождением придавала этой сцене чрезвычайно мрачный, жестокий оттенок. Правда, все, что происходило перед зрителем в этот вечер, балансировало на грани откровения и пошлости, уродства и соблазна. Ужимки танцовщиц сменялись трогательными проявлениями женственности. В общем, Пал Френак представил своеобразный dance-театр парадокса. Причем реалистичность происходящему на сцене добавляли как раз многочисленные нестыковки, которые и создают непрерывную жизненную вязь.
Заявление Каталины Юхач о том, что авторы постановки попытались с иронией проследить за разными экстремальными ситуациями, происходящими между мужчиной и женщиной, нашло подтверждение, на мой взгляд, лишь в одном эпизоде. Была смоделирована некая церемония награждения. Ведущая вечера – переодетый юноша-танцор вызывал на сцену одну и ту же девушку, присваивая ей все более и более помпезные звания. При этом если в первый раз она вышла за наградой чуть не плача от счастья, то в последующие выходы ее лицо кривилось в улыбке страдания, близкого к истерии. Все это проходило под аккомпанемент гитарного трио, безликих девушек в париках, терзающих электрогитары. Зрителям показали исключительно гротесковую, горько-ироничную пародию на бесконечные шоу, на которых артист получает признание толпы, признание миллионов телезрителей, но не понятно, почему же тогда в его глазах остается столько тоски.
Пал Френак, исследователь человеческой души и поклонник телесности, создал практически безупречную по эмоциональному накалу противоречивую, волнующую постановку. В финале на фоне одной из танцовщиц, похожей на статичный, прекрасный манекен, в безумном танце в плену спутниковых тарелок двигались танцоры в противогазах. Девушка-манекен, обнажившая грудь и тем самым, проявившая свою человеческую природу, двигалась зачаровывающее медленно, спокойно, уверенно, как кукла. Живое отображение мира, где боль, насмешки и уродство несут в себе больше силы и экспрессии, чем естественная, мирная красота. Вместо занавеса: видеопроекция телевизионного шума на обнаженную женскую фигуру в полной тишине.
Ольга Зубова.
Автор: ИА "Апельсин"
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.